Сегодня должно было состояться моё знакомство с остальными членами организации, и я немного нервничал. Кисаме, уже готовый к выходу, восседал на краю стола и глумливо разглядывал меня своими рыбьими глазками, но ничего не говорил, ждал моего аристократического повеления. Деревенщина. Даже простым ожиданием он пытается оскорбить меня. Я медленно застегнул плащ и зашагал к двери. - Идём Кисаме. - Да, Итачи-сан… - Хошигаке отклеил свой зад от стола и пошел следом, всего в метре от меня. – Наконец-то, а то ждать надоело уже. – Недовольно проворчал он. Я проигнорировал этот укол и направился в залу. По дороге, что бы не волноваться, я размышлял о своём «хорошем напарнике». Впрочем, как обычно, мои размышления сводились к осуждению манер рыбоморда. Но всё же, кажется, я начал понимать, почему нас поставили в пару. Хм… Мы пришли рано, так что в зале были только Пейн и Конан, остальные члены организации подтягивались постепенно. Первым появился крупный человек с дурацкой причёской, и налившимися кровью глазами навыкате, со странным скрежетом он полз по полу хромающей походкой, предположительно вообще даже на четвереньках. А человек ли это? - Акасуна но Сасори. – хриплым, низким голосом, исходящим из-под платка, представился он. Он был чем-то непонятным. Его напарник появился чуть позже. - Ты опоздал! – раздраженно забурчал Сасори. Великий саннин деревни Листа. Орочимару. Я был удивлён, но не подал виду, в конце концов, это организация из преступников «С» класса. - Учиха Итачи... – шипящим голосом повторил он за мной моё имя. Змеиный саннин облизнулся длинным фиолетовым языком, неправдоподобно далеко высунувшимся изо рта. Меня невольно передёрнуло. Орочимару приблизился и в его глазах я увидел непонятный огонь. – Красивое тело… неотразимая прелесть юности… - он ухмылялся, - Учиха, обладающий легендарным шаринганом… Он хотел сказать что-то ещё, но стоящий за моей спиной напарник сделал предупреждающее движение вперёд и Орочимару нехотя отошел. Впервые я был за что-то благодарен Кисаме. От легендарного саннина, у меня были мурашки по коже. Следующий член организации был ещё более уникальным, чем мой напарник. Он тихо вырос из пола прямо посреди залы. Сначала появилась какая-то зелёная растительность, она всё росла и росла, пока человек в форме Акацки не шагнул из ямы, которая тут же исчезла. С шелестом гигантские челюсти цветка, словно у мухоловки, разошлись в стороны, показывая голову человека, служившего ему сердцевиной. У него были зелёные волосы и черно-белое лицо, словно разделённое на две половины. - Зетсу... – прошелестел он. С каждым новым знакомством, мне начинало казаться, что мой напарник очень и очень ничего… ну подумаешь у него жабры и сам он серый… зато… что зато, я не успел додумать, так как появились ещё двое. - Вы опоздали… - неизменно захрипел первый, с каждым разом говоря это всё более раздражительно. Только Зетсу он ничего не сказал. - Это всё из-за твоих дурацких молитв. – Зарычал высокий смуглый человек в маске, у него был видавший виды небольшой чемодан, и от него плохо пахло. - Не смей выражаться насчет моего бога! Ясно Какудзу?! Это святотатство! - Огрызнулся его партнёр, блондин-альбинос с зализанными волосами и распахнутым плащом, открывающим обнаженную грудь. Судя по всему, он был каким-то сектантом. - Заткнись Хидан, единственные бог, в которого я верю, это деньги – тот, кого назвали Какудзу, любовно погладил свой чемоданчик. Они бы ещё долго спорили, но Лидер призвал всех к вниманию. - Я собрал вас, что бы представить нового члена организации. Я встал рядом с Пейном, а Кисаме неслышно последовал за мной. Мне кажется, или он меня охраняет? Мелькнула неожиданная странная мысль. - Учиха Итачи. Те, с которыми я уже был знаком и двое новоприбывших, теперь разглядывали меня. Холодный, безучастный, но всё же какой-то изучающе-оценивающий взгляд Сасори. Влажный, даже скользкий, словно его гадкий язык, взгляд Орочимару. Какой-то непонятный интерес Зетсу. Безразличный, с лёгкой примесью досады - Какудзу, он ведь не мог получить за меня денег, по крайней мере, пока, а вот тратить придётся… он был финансистом организации. Они все молчали, а Хидан, в весьма хамской форме озвучил своё мнение. Ему ответил Орочимару. Своим свистящим шепотом он, словно по секрету, поведал всему залу: - Это же Учиха, а они непревзойдённые мастера гендзюцу, которые способны копировать чужие техники одним взглядом… такое полезное умение… такие прекрасные глаза… совершенное додзюцу… Я непроизвольно активировал шаринган, а саннин из Конохи хрипло и тихо рассмеялся, не отводя от меня взгляда. Собрание закончилось довольно быстро, кратко обсудив миссии, их результаты, все разошлись, а меня Лидер попросил задержаться. Я окончательно утвердился в мысли, что у меня хороший напарник. Очень хороший. Пейн прошел в свой кабинет, а я, задержавшись, что бы сказать Хошигаке, не ждать меня, отправился следом. Надеюсь, это не надолго… в этот вечер меня ещё ждал мой Сенсей.
Пейн с задумчивым видом сидит за столом и перебирает какие-то бумаги. Его лицо такое серьёзное, чуть поблескивает металл пирсинга, а колечки в ушах издают тихое позвякивание при каждом движении головы. Несмотря на о, что он сам позвал меня, он не спешит заканчивать свои дела и продолжает ковыряться в документах. Короткий небрежный кивок головы вели мне сесть, и я неслышно опускаюсь на диван. Не проще ли было поговорить со мной, а потом всё закончить? Время тянулось медленно, и я невольно залюбовался его безупречно-отстранённым лицом. Пейн красивый. Я и в самом деле так думаю. У него тоже додзюцу и мне, откровенно говоря, интересен этот человек. Наконец, он убрал всё в стол и с непроницаемым видом посмотрел в моё лицо. Не знаю почему, но я с трудом поборол желание опустить глаза, отчего-то я опасался его взгляда. Чего я боялся? Я гений клана Учиха. Его глаза были невозмутимы и холодны. Мне откровенно было не по себе, может это от того, что произошло тогда в ванной? При одном воспоминании об этом, на моих щеках проступил лёгкий румянец. Чуть приподнялась изящная огненная бровь, и слегка дрогнули губы в некоем подобии улыбки. - Подойди. – Его голос был ровным и спокойным, но всё же это был голос человека привыкшего отдавать приказы и что бы ему беспрекословно подчинялись. Я встал и подошел, остановившись напротив его у стола. Он не двигался, снизу вверх изучая выражение моего лица, кажется, ему нравилось то, что я смущен, но ничего нельзя знать наверняка о других людях. Пейн молчал, просто глядя на меня, потом, медленным текучим движением встал и обошел стол, едва касаясь его кончиками пальцев с накрашенными фиолетовым лаком ногтями. Странно это смотрелось… очевидно заметив мой взгляд, Лидер Акацок усмехнулся. Такой же маникюр был и у моего напарника, но я думал, может это просто фетиш такой… - Это тоже часть униформы… - Голос Пейна звучал безмятежно и обволакивающе. Он встал рядом, и осторожно взял мою руку, мягким движением большого пальца обводя алый камень в кольце. Я чуть заметно вздрогнул, но руки не отнял. - У тебя такие тонкие пальцы… с трудом вериться в то, что эти руки могут принести кому-то смерть… что они даже просто касались оружия… - Пейн чуть улыбнулся и жестом фокусника достал из рукава маленький флакончик с фиолетовым лаком. – Первое время непривычно, но потом ты уже не будешь думать об этом. Он отпустил мою ладонь, но лишь затем, что бы отвинтить колпачок с маленькой кисточкой. Осторожно взяв мои пальцы, Лидер аккуратным выверенным движением провёл ею по немедленно заблестевшему ногтю. Ощущение прохлады. Я заворожено наблюдал, как он красит мне ногти, один за другим мои пальцы покрывались лаком. Пейн нежно держал меня за руку. - Ничего не трогай. – Предупредил он и принялся за вторую. Я молча кивнул, разглядывая уже готовый маникюр. Это было странно. Непривычно… так… и если бы это было лишь у меня, я бы сказал, что это по-девчачьи. А Лидер тем временем подхватил меня за бёдра и усадил на стол. Это было так неожиданно, что я, едва сдержав желание схватится за его плечи, что бы удержать равновесие, что бы не упасть просто опёрся ладонями о стол и чуть прогнулся назад. Пейн прижался ко мне бёдрами, и мои колени непроизвольно дрогнули, стремясь сойтись вместе. Некоторое время он просто стоял, наслаждаясь моментом, потом отстранился, словно нехотя, будто бы решал: стоит ли… можно ли…. Лидер скользнул ладонью по бедру на щиколотку, распрямляя мою ногу и, медленно стянул с неё сандалию. Потом повторил процедуру со второй, согнул её в колене и, поставив на стол, продолжил покрас, мягко перебирая пальцы. Мне стало щекотно, и я невольно дёрнул ногой. Чуть сведя брови, Пейн бросил на меня пронзительный взгляд. - Размажется. Я слегка расслабил ступню, послушно ожидая завершения процедуры. В этом нехитром действии было что-то глубоко интимное, что-то такое, что не выразить словами, я подсознательно чувствовал это и волновался. Никогда раньше не думал, как приятно, когда так нежно касаются твоих ног.… Красить ногти… зачем? Кто придумал это? Неужели тоже Мадара? Мадара… с ним было бесполезно задаваться вопросом «зачем». А ведь Пейн и он… они были… тот закончил со второй ножкой, и теперь, не спеша отпускать, любовался своей работой. Я почувствовал острый укол, ревность? Мои глаза сами по себе словно налились кровью, заблестел легендарный шаринган. Отдёрнув ногу, я спустил босые ступни на холодный пол. Ладонь Пейна повисла в воздухе, как и неловкость, плотным туманом окутавшая нас обоих. Он вздохнул, наклонился вперёд, буквально вжимая меня в стол и тихо, но отчетливо произнёс: - Я не распробовал вкус твоих губ. Учиха Итачи. Он… он мой начальник, но... разве это правильно? Мысли заметались в моей голове подобно стае бестолковых птиц. Мадара-сан… я… чужие губы коснулись моих, прижались, язык с блестящей бусинкой пирсинга мягко, но настойчиво исследовал мой растерянно приоткрытый рот, шипы на подбородке чуть царапнули кожу, и я непроизвольно прикрыл глаза, безукоризненно соблюдая субординацию, но не более. Сенсей… Ты тоже целовал его…
Пейн не пошел дальше поцелуя. Но и этого оказалось достаточно. Тех тонких, едва заметных царапин, что он оставил. Мадара щурил глаза, крепко держа меня за подбородок, рассматривая тончайшие алые ниточки на белоснежной коже. Он молчал, с каждой минутой мрачнее всё сильнее, всё сильнее сжимались его пальцы, словно клещами впиваясь в моё лицо. - Ты… - процедил он сквозь зубы и оттолкнул меня с такой силой, что я, не удержавшись на ногах, полетел на пол. Я был растерян. Мадара… за что? Обернувшись через плечо, я посмотрел на него с немым укором. Сейчас он был опасен. Это чувствовалось в его фигуре, висело в воздухе, окружая его гневным ореолом. А я не понимал, ведь я не сделал ничего такого, что могло бы… Одним стремительным движением он оказался рядом. Схватил за волосы, рывком поднимая на ноги. - Шлюха! – такое короткое слово, словно острый нож, неожиданно вонзившийся в спину. Почему? В глазах внезапно потемнело, может от того, что он слишком сильно тянул меня за волосы, а может… - Маленькая развратная сучка! – Зашипел Мадара, оскалив зубы, он снова оттолкнул меня, от души отправив в полёт к стенке. Я ударился плечом и сжался от боли и непонимания. За что? Мадара-сан… Он был уже рядом, сжал пальцы на горле, мешая дышать, сдавливая, поднимая в воздух. Моё тело напряглось, вытянулось, отчаянно стараясь найти опору. Я рефлекторно схватился за его руки, безуспешно стараясь хотя бы ослабить железную хватку. Лицо Сенсея, искаженное слепой яростью было прямо напротив моего. Он впечатал меня в стену и зашипел, глядя прямо в глаза: - Что ты о себе вообразил?! Ты – моя собственность, моя вещь! Если угодно – моя послушная кукла! Нет… мы пожалуй не будем оскорблять нашего милого мастера марионеток… - его голос истекал ядом, обволакивая со всех сторон, и каждое слово словно острый кунай вонзалось мне в грудь. – Ты – моя послушная пешка… тебе не позволено что-то хотеть или не хотеть, у тебя не должно быть никаких желаний кроме как угодить своему хозяину… слышишь, ты! Тварь! Знай своё место… В ушах звенело от недостатка кислорода, глаза постепенно заволакивал кровавый туман, я забился в его руках, а он безжалостно обрывал мои крылья… Я очнулся от удара об пол, кажется, он опять меня бросил… но физическая боль была несравнима с душевной, словно черный огонь Аматерасу враз выжег мне все внутренности и теплился теперь свои положенные семь дней и семь ночей. Пустота и боль, боль и пустота… глядя прямо перед собой остановившимся взглядом, я словно умирал заживо. Он снова схватил меня за волосы, по полу поволок через всю комнату и бросил животом на стол. Мне уже было всё равно. А он рвал на мне одежду. Слёз не было, была только гнетущая пустота в душе и всеобъемлющая, выворачивающая на изнанку боль. Учитель не любил меня. Я вообще не был для него личностью. Он, тот, кого я уважал больше всех, за которым, не раздумывая, пошел бы на самый край земли… я был так слеп… глаза жгло непролитыми слезами, но я больше никогда не заплачу перед ним! Он вошел в меня без смазки, одним жестким рывком, заставляя до крови закусить губы, сжать кулаки и тут же, разогнув, царапать скрюченными пальцами гладкую, холодную поверхность стола. Я не закричу… Мадара силой брал то, что и так принадлежало ему, всё без остатка, каждым рваным движением бёдер, словно выталкивая из меня остатки чувств. Я уже ощущал как хлюпает кровь, с каждым толчком её становилось всё больше, она потекла по моим бёдрам, тонкими алыми струйками создавая хаотический несовершенный узор, край стола больно впился в живот… - Ты мой… мой, Итачи… - Мадара застонал от удовольствия, а я, оглушенный болью, кусал свои руки отчаянно сдерживая крики. Вот что значило это «мой»… пешка… вещь, у которой не может быть своих желаний… Мадара был эгоистом до мозга костей, он… судорожный всхлип вырвался из моего горла, Сенсей предал меня, мои чувства были растоптаны, размазаны в грязной луже этим жестоким собственником. А я… я такой дурак… крепко зажмурившись я с трудом удерживал слёзы обиды. Я позволил так обмануть себя… я доверился ему…. Уязвлённая гордость волной всколыхнула во мне совсем иные чувства. Тёмные, недозволенные… - Моя сладкая маленькая шлюшка… - почти нежно выдохнул Мадара, особенно больно врезавшись в моё тело и замер кончая. Кажется, его злоба прошла… он бесцельно, расслабленно гладил моя плечи. Бесполезная ласка. Я не хотел видеть его лица, у меня даже не было сил пошевелиться. - Никому не дозволено касаться моей собственности. – Весомо произнёс он. Сенсей отстранился, натягивая брюки. За безвольно лежащую руку дёрнул, заставляя сесть, моё лицо непроизвольно искривилось от боли, и я прятал его за завесой растрёпанных волос. - Что за выражение… ммм? – Мадара крепко взял меня за подбородок, поднимая голову, - смотри на меня, когда я к тебе обращаюсь… - в расслабленном голосе жестоким призраком чудилась угроза. Я уставился в его глаза пустым, безразличным взглядом, апатия охватила меня. - Ну, как? – в его голосе слышалось какое-то нездоровое нетерпение, - тебе с ним понравилось? Я молчал. - Отвечай мне! – Пальцы снова вцепились в меня клещами, он не собирался отпускать меня просто так. О чем говорит этот человек… кто он… - Я… - хрипло выдохнул окровавленными, распухшими губами, - о чем вы… - Ну… не прикидывайся дурачком… - нервно рассмеялся Мадара, - ты ведь спал с ним, так? Что это… - Нет… - едва слышно произнёс я и закрыл глаза. Осталась только непонятная, тупая боль в груди. - Не ври мне! – последовал резкий удар тыльной стороной ладони, оставивший красный ожог на нежной коже щеки. – Шлюха! - Нет… - кровь текла по подбородку, я мог только повторять это слово раз за разом. - Да? – он оскалился и острым ногтем повторил царапинку на подбородке. – А это тогда что?! Пейн… ты знал? Знал, что так будет, или… - Он поцеловал меня… только… - слова давались с трудом, и я не узнавал звук своего голоса, - я растерялся… - дыхание сбилось, вынуждая меня замолчать. Его руки едва ощутимо дрогнули. Мадара судорожно выдохнул сквозь сжатые зубы. Поверил? - Ты… - он запнулся, а потом неожиданно резко встряхнул меня. – Плачь. Я промолчал, только голова мотнулась из стороны в сторону, сидеть было очень больно, и я хотел только одного, что бы он ушел. - Ты же обиделся на меня, глупыш… плачь! – Прижав меня к груди, учитель резким, нервным движением пригладил растрёпанные волосы, за которые сам же таскал по всей комнате, и я не собирался доставлять ему удовольствие видом своего горя. Он замер, размышляя о чем-то, а потом, отстранив, резко ударил меня по другой щеке, да так сильно… что у меня чуть голова не оторвалась, потом ещё раз и ещё… лицо уже просто пылало и я почти не мог дышать. Подхватив меня на руки он стремительно отнёс в купальню и как был, в изодранной одежде, бросил внутрь, направляя в покрасневшее лицо струи ледяной воды… я судорожно вдохнул воздух, холод обжигал горящие щёки. Он убрал воду и снова ударил. Глаза непроизвольно наполнила солёная горячая влага, слёзы неудержимым потоком хлынули из глаз, стекая по мокрым щекам и смешиваясь с кровью, закапали с подбородка. Словно вымывая горечь и боль, собравшуюся внутри. Я тихо всхлипнул раз, другой, пытаясь вытереть их дрожащей рукой. Лицо болезненно кривилось, искусанные губы дрожали. Мадара добавил горячей воды и заткнул сток, набирая ванну, потом притянул меня к себе, преодолевая слабое сопротивление, обнял и принялся гладить по голове, слегка покачивая, успокаивая. Он был таким тёплым что, не смотря на все его слова и поступки, я плакал, прижимаясь к его широкой груди, сжимая пальцами рубашку, бессильно ударяя кулачком в грудь, и всё никак не мог остановиться. Он не просил прощения. Такие как он всегда правы, даже когда бьют и насилуют тех, кто слабее их… - Тш… - он целовал мои волосы и обнимал меня, а медленно набирающаяся вода была розоватого оттенка.
Следующие два дня я просто не мог ходить. Мадара порвал меня от души. Я лежал в его комнате на кровати и смотрел в потолок остановившимися безразличными глазами. Надо отдать ему должное, он оставлял меня ненадолго и только для того, что бы что-нибудь принести. Он регулярно смазывал моё специфическое ранение и вообще как мог, пытался обо мне заботиться. На столике у кровати всегда стоял небольшой чайник, чашки, тарелочки с данго, всё это не тронутое… Я не хотел есть, и упрямо отворачивал голову от протянутой сладости. Мадара бросал её обратно на тарелку, вскакивал, начинал нервно ходить по комнате из угла в угол и разве что локти себе не кусал от досады. Я молча слушал, как он ходит, и закрывал глаза. Чувствовал, как он снова садиться рядом, приминая кровать, как пытается взять меня за руку… мои пальцы холодные и безразличные и он с силой сжимает их, пытаясь добиться хоть какой-нибудь реакции, но безуспешно. Роняет мою руку, снова встаёт, опять садиться, перебирает мои искусанные пальцы с аккуратно накрашенными фиолетовыми ногтями… и так без конца… Принёс миску с раменом, ещё дымящийся суп так аппетитно пах… опять пытался меня кормить, опять безуспешно… миска разбилась о стенку. Он, судя по всему, отчаянно боролся с желанием снова применить ко мне силу. Мадара стоял надо мной, бешено сверкая глазами, его руки сжимались в кулаки и разжимались опять. - Итачи… - его бесила моя недостижимость, то, что он не мог получить то, чего хотел, что не видел больше детского слепого обожания в моих глазах…. Он злился на себя, за то, что так необдуманно стёр его, но в его глазах я был виноват перед ним за то, что это моё безразличие сводило его с ума. Мужчина резким движением забрался на кровать, нависая надо мной, схватив за голову, заставил сесть, больно сжал виски большими пальцами и прижался своим лбом к моему, пристально вглядываясь в глаза, ища хотя бы тень моих прежних чувств, но не находя ничего кроме пустоты. Яростно застонал и, проведя пальцами по щекам, вцепился мне в горло, вжимая в кровать. Я не сопротивлялся. В его глазах я вдруг очень отчетливо увидел свою смерть и какую-то непонятную детскую обиду. Словно я не оправдал его великих ожиданий и теперь недостоин ходить по этой грешной земле. В глазах постепенно темнело и я не знаю почему, наверное, это был какой-то нелепый порыв, желание на прощание коснуться его, как-то утешить… поднял руку и прижал отяжелевшую ладонь к его щеке. Я не боялся смерти от его рук. И тогда его пальцы медленно разжались. В груди что-то отвратительно ныло.
Когда я, наконец, вернулся к себе в комнату, напарник встретил меня своим неизменным глумливым оскалом. - Где ты шлялся?! – злобно выдохнул он, едва я переступил порог. Проигнорировав столь очевидную грубость, я прошел в комнату. - Ты вообще в курсе, что у нас завтра миссия?! – он щурил на меня свои маленькие желтенькие глазки, в которых светилось его искреннее возмущение моим безответственным поведением. Я сел в кресло и закинув ногу на ногу, спокойно произнёс: - Кисаме. - Что?! - Разве сегодня завтра? - Нет. – Он озадаченно посмотрел на меня. - И ты уже всё собрал? - Нет… Я молча кивнул ему. Кисаме скривился и матернувшись сквозь зубы, отправился укладывать багаж. Незаметно усмехнувшись, я расслабился в кресле, наблюдая за напарником. Я был доволен своей маленькой победой. Всё шло как намечено, и уже рано утром, едва первые лучи солнца коснулись крыш древнего города, мы вышли в путь. Оставив Мадару за спиной, я не хотел даже вспоминать о его существовании, по крайней мере, пока не закончиться моя нынешняя миссия. Нам с Кисаме надлежало убрать какого-то князька перешедшего дорогу хозяйственным делам Пейна, каким именно, меня не интересовало. Но что касалось Мадары, особенно гадким было то, что напоследок он всё же снова потешился со мной, и моё глупое тело подчинилось… собственное тело предало меня. Ведь он знал все его слабые места…
***
Доверие. Что это? Невольно я ловлю себя на мысли, что не знаю значения этого слова. Странно, правда? В моём сознании существует лишь мёртвое определение из словаря. Доверял ли я когда-нибудь кому-либо… сейчас мне кажется, что нет. Ну… не совсем что бы нет, но никогда до конца. Но может и это тоже не правда… тем острее чувствуется предательство. Но предал ли он меня на самом деле или я просто не хотел видеть его настоящего лица? Упрямо отворачиваясь от реальности, несмотря на то, что его отношение, всё время было передо мной, как на ладони… надо было всего лишь открыть глаза. Но это было всё равно, что смотреть на солнце…. Было, было, было… какой смысл сейчас думать об этом…прошлое ушло и не воротится, как бы я об этом не сожалел. Глядя в огонь костра, я сижу, напряженно выпрямив спину. Надо бы расслабиться, но что-то не выходит, непрошенные, занудные мысли лезут в голову, копошатся, вертятся по кругу, тревожат ещё незажившую рану. Больно. Не хочу думать о нём. Не хочу и не буду, пусть делает что хочет! Что хочет да? Движимый непонятным порывом, я бесшумно вскакиваю на ноги, пальцы, с накрашенными фиолетовым лаком ногтями, накрывают перстень с алым камнем. Сжимают его, медленно тянут с пальца, но кольцо не поддаётся… А что? Убежать. Сейчас, когда его нет рядом, это кажется таким реальным… скрыться до поры до времени, потом встретиться с Сазке… потом… потом убить его. Нет, не выйдет… он что-то говорил о бессмертии… с ним всё так сложно… но… черт с ним с кольцом, успеется, если что, просто отрежу себе палец. Наклоняясь, я подхватываю с земли сумку. И тут меня накрывает… ощущение пристального, чуть насмешливого, предвкушающего новую увлекательную игру, взгляда в спину. Холодный пот, мгновенно выступивший на коже… он же этого и ждёт… словно наделён даром предвидения… смотрит на меня, и ждёт что я оступлюсь. Я медленно сажусь обратно и делаю вид, что мне что-то срочно понадобилось в сумке. Мой побег не состоялся, по правде говоря, это было глупо и вообще… наверное мне никогда в жизни ещё не было так страшно…словно я был беспомощным маленьким ребёнком, которого неоправданно строгий отец посреди ночи застукал у вазочки с печеньем. Одновременно пришла мысль, что даже убеги я сейчас, он бы поймал меня играючи, как кот желторотого мышонка… поймал и заставил заплатить за чрезмерную самоуверенность. Меня передёрнуло. Слишком ярким было ещё воспоминание о недавнем происшествии, о тянущих за волосы жестоких руках… о… стоп. Нужно успокоиться… Я глубоко вдохнул, выдохнул, и вытянулся на импровизированной походной постели. Сбежать от него не получиться… придётся покориться, пока не наступит «то» время… пока я не почувствую, что смогу преодолеть свою стену. Я буду терпелив и покорен, пусть думает, что я сдался. Так будет лучше для нас обоих, ведь если Мадара убьёт меня в очередном неукротимом порыве злобы, он отправиться за Сазке. Мой маленький глупый брат станет его новой игрушкой. Я не могу допустить подобного. Это как бы означает проиграть. А я не люблю проигрывать. Несмотря ни на что, я выиграю у тебя. Сенсей. Это моё решение. Я выдержу всё. С другой стороны костра сладким сном спит мой незамысловатый напарник. Завтра у нас бой. Мне было бы проще, если бы его не было. Он обуза. Мне он не нужен. Кисаме скалит зубы во сне, видимо ему снится что-то приятное…. Такой большой, такой кошмарно сильный, злобный и в то же время простой как пять йен. Одно слово – деревенщина. Но в то же время он знаменитый воин… всё же придётся как-то синхронизировать наши действия. Но всё таки, раз уж мы привязаны к друг другу, я приручу это животное, сделаю его своим мечом и щитом, он и сам не заметит, как это произойдёт.
***
А что… неплохо укрепился этот провинциал. Только это ему не поможет… не могу понять, как вообще он сумел чем-то помешать Пейну. Напарник с виду спокоен, но я ощущаю исходящую от него сильную жажду крови. Видимо, он даже счастлив, словно вся его жизнь одно лишь сражение и ничего более, без битвы он, вроде как, и не существует. Ну, действительно, что он ещё может, с такой-то рожей… хм.
Приветствую Вас Гость | RSS
